Руководитель благотворительного фонда «Доброе дело» уверен, что пусть маленькие, но добрые дела способны изменить мир
— Давай я тебе одну штуку подарю, для настроения, просто так.
Неудачная встреча, неудачный диалог, неудачный день. Собеседник протягивает карточку, в первый момент напомнившую визитку.
— Это что? Скорая психологическая помощь? — пытаюсь шутить.
— Почти. Посмотри.
Два непонятных смурфика. У смурфиков свадьба. На обратной стороне карточки пожелание: «Любви да побольше».
Невольно расплываюсь в улыбке.
В нижнем углу карточки хэштег: #письмадобра
Вспоминаю посты в ленте фейсбука, которые время от времени заставляют остановиться в безумной ежедневной гонке и либо улыбнуться, либо смахнуть слезу: притчи и истории о простых и вечных ценностях — любви, милосердии, сострадании, самопожертвовании, помощи ближнему.
— Познакомься с Алексеем Невьянцевым, не пожалеешь, — на прощание посоветовал даритель хорошего настроения.
Познакомились. Не пожалели.
Истории про Котовася
Благотворительный фонд «Доброе дело» работает в Первоуральске уже 10 лет — без громких рекламных акций, масштабных заявлений, выступлений в СМИ.
— До начала этого года моя принципиальная позиция была, что правая рука не должна ведать, что творит левая, когда речь идет о добрых делах, — объясняет свое продолжительное инкогнито Алексей Невьянцев. — Доброе дело должно быть конечной целью, а не средством. Я и по сей день придерживаюсь этих принципов. Поэтому за 10 лет я не выступал ни на радио, ни на телевидении, нигде.
— Почему поменяли позицию и сейчас разговариваете со мной?
— Полгода назад я оглянулся на пройденный путь и, смотря в будущее на поставленные цели и задачи, понял, что для реализации благотворительных проектов федерального уровня мне придется активно общаться со СМИ и делиться философией и идеями наших благотворительных проектов.
В руках Алексея Невьянцева картонный конверт, перевязанный серебристой ленточкой.
— Это подарок, держите.
Высыпаю содержимое: карточки с рыжими котами и пожеланиями на все случаи жизни. «Котовась советует — не копите обиды», «Когда грустишь ты, Котовась тоже грустит. Улыбнись!»
Кажется, что картинки рисовали дети.
— В фонде работает девушка Настя. Она отлично рисует. В детстве рисовала на уроках истории про Котовася. Спустя годы шалость приобрела форму и назначение — рисунки, сделанные буквально за три дня, без участия профессиональных дизайнеров, призваны нести радость и поднимать настроение, — рассказывает Алексей. — Мы называем эти карточки доброделки. Или доброделочки. Три серии: Котовась, Улитка Шу и Поваренок. Вы же о фонде узнали тоже через доброделку?
— Да, и она уже ушла от меня. Подарила кому-то.
— И это правильно! В этом их смысл — не надо копить, надо дарить. От человека к человеку, от сердца к сердцу. Для поднятия настроения, в благодарность.
Одна из целей благотворительного фонда — популяризация добра и милосердия в обществе.
— А может, нашему обществу надо немного больше рациональности и расчета, а не абстрактного добра и милосердия?
— Миром правит серебро. Во все времена это было, есть и скорее всего будет. Есть законы бытия, людей, по которым живет общество. А есть другие законы — законы добра и милосердия. Оглядываясь маленько назад, когда я принимал решение о создании благотворительного фонда, вспоминаю, о чем меня спрашивали друзья: «Зачем? Невьянцев, где «бабки» в этой истории? Ты в политику собрался?»
Нет. Деньги я зарабатывать научился, в 22 года был директором довольно крупного холдинга, бизнес. И вроде достиг каких-то высот, но понял: чего-то не хватает. Хотел найти для души, для сердца. Это первый мотив. А второй — мой дедушка, Иван Тимофеевич Губко и мама Наталья Ивановна Невьянцева. Дедушка 25 лет был директором Динасового завода. С детства запомнился момент: его не стало, похороны, вся центральная улица Динаса заполнена людьми, которые хотели с ним попрощаться. О нем помнят как о человеке, который всё делал во имя людей. Моя мама всей своей жизнью, своими поступками, помощью и заботой о людях учила меня добру…
От чего небо голубое?
Первые шаги на благотворительном поприще стандартны — посещения детских домов.
— В первые месяцы — по 2-3 благотворительных проекта. Сейчас каждый год мы проводим новогоднюю елку, куда приглашаем 220-250 детей, у которых в силу различных обстоятельств просто нет другой возможности посетить елку, — продолжает Алексей. — А начали с посещения детских домов.
— Какие у вас были чувства, когда вы в первый раз зашли в детский дом?
— А вы сами были в детском доме?
— Да, поэтому и задаю этот вопрос.
— Я понимаю вашу улыбку. Точно такие же, как и у вас. Других не может быть. Я всегда себя считал сильным и волевым человеком, разряды по многим видам спорта имею, но я зашел и увидел 15-20 пар глаз. Дети подбежали и начали вешаться на шею, произнося единственное слово: «Папа». Тогда еще своей семьи у меня не было. Это была сильнейшая психологическая эмоция… Года через 3-4 было очень сильное впечатление от детского дома на СТИ, где я выступал в качестве Деда Мороза: и вроде бы праздник веселый и детский, и Дед Мороз должен зажигать, и по плану и веселье и радость. Дети танцуют, стихи рассказывают. Все, кроме одной малышки. Сидит на стульчике, а глаза самые добрые. Инвалид, ходить не может. После вышел, сел на заднее сиденье автомобиля, едем по трассе, смотрю на небо, которое почему-то казалось голубее, чем обычно. Не провел тогда причинно-следственную связь. Во второй раз, после детского дома, такое же ощущение.
— Кроме ощущений, которые хотелось сохранить, не возникло желания попытаться изменить какие-то вещи, например, на законодательном уровне? В плане содержания, механизма поиска семей и так далее.
— Много историй, начиная от Дон Кихота с ветряными мельницами. Суть в том, что поменять мир можно только делая что-то пусть маленькое, но реальное. Здесь и сейчас. Не пытаясь залезть в думу, не устраивая митингов, не печатая скандальные статьи. Я две недели назад был в Асбесте в центре «Возможность», которому мы помогаем много лет. Ребята занимаются тем, что помогают матерям с детьми, оказавшимся в зависимости — алкогольной, наркотической, либо просто в трудной жизненной ситуации. Они просто работают. Организация «Mission Possible» — иностранцы, которые вне политики, но помогают. Матерям, детям, старикам. Кормят, одевают, оказывают материальную помощь. В мире культура помощи ближнему гораздо более развита, чем у нас в стране. Пикантность ситуации особенно проявляется в преддверии выборов: кто за вами стоит? Никто. Я, сотрудники, волонтеры, друзья, единомышленники. Все, кто просто хочет делать добрые дела.
Эффект бабочки
— Получается, вы не гонитесь за государственной поддержкой? В настоящее время довольно большие средства выделяются на деятельность НКО.
— В начале пути нам предлагали заявиться на гранты.
Диалог:
— Сумма гранта?
— 3000 рублей.
— А что нужно?
— Перечень из кучи пунктов.
— Вы отдаете себе отчет, что себестоимость бумаги, принтера без учета трудозатрат составит 20% от суммы гранта?
Может, это и неправильная позиция, но с точки зрения эффективности — не хочу связываться с государством в этом вопросе. Для примера. Лет пять назад поступил звонок от представителей компании «Колгейт-Палмолайв», предложение: мы готовы отправлять свою продукцию на регулярной основе, чтобы вы ее распространяли между нуждающимися. Прислали два паллета гигиенических принадлежностей. Отдали, отчитались. Очень много надумано относительно западных агентов. Мать Тереза сказала: я готова брать любые деньги, от кого угодно, если эти деньги пойдут на спасение жизни детей. Пять лет подряд к нам приезжают люди из Екатеринбурга, чтобы кормить детей, живущих в подвале. Да, такие дети есть. Они вне отчетов. И их кормят. Шведы. Их миссия — помогать. Отвечая на ваш вопрос, заданный в начале беседы: что нужно нашему обществу? Чтобы каждый здесь и сейчас сделал доброе дело. Общество, мироздание, Вселенная как-то поменялись? Да, поменялись.
— Эффект бабочки?
— Именно, эффект бабочки. Размышляя, я неожиданно пришел к простой истине: сначала в голове появляется мысль, потом — слово, потом слово может быть написано, слово подталкивает к действию, а через действие получаем результат. Как у художника: мысль, действие, результат — картина, несущая в мир определенную эмоциональную нагрузку.
Я вспомнил себя: что меня 10 лет назад подвигло существенно поменять вектор развития?
Если до этого 12-15 часов в сутки без выходных, жесткие законы бизнеса, то за очень короткое время из семени, посеянного у меня в голове в виде слова, изменилось мое мировоззрение. Стало понятно: надо помогать, помогать еще больше и чаще — детским домам, людям в нужде, другим НКО.
Собаки лают, караван идет
— Каждый, кто занимался благотворительностью, сталкивался с примером человеческой «борзоты». У вас есть примеры?
— Да полно. Но собаки лают, караван идет. Прежде чем рассуждать, ты надень обувь этого человека и пройди его жизнь. Мне очень нравится притча: мужчина с ребенком спускается в метро. Час пик. Ребенок бегает. Сели в вагон, мужчина сел, уставился в одну точку. А ребенок шалит, на ноги людям встает. Ну, люди сначала так озираться стали. Две остановки проехали, ребенок всех достал. А рядом с отцом сидел интеллигентного вида мужчина, и говорит: «Вы меня, конечно, простите, но ваш сын себя так ведет, очень невоспитанно, всем мешает. Вы как-то воздействуйте». — «Вы знаете, час назад у ребенка в больнице умерла мама, моя жена. Я просто не знаю, как реагировать. Он — тоже». И когда происходят какие-то спекуляции, мы не знаем, что
Алексей Невьянцев, президент фонда «Доброе дело»:
Есть две категории благотворительных фондов — которые создаются, когда все уже в порядке, они преследуют четкие цели, социально-ответственный бизнес в зоне своей локации, либо глобальные, мировые. Вторая категория — маленькие фонды. До своего трехлетия доживают только 7% из них. Потому что вопрос финансирования и сбора пожертвований для них непонятен. У меня есть возможность прибыли из бизнеса благословлять в фонд «Доброе Дело», но я понимаю, что для долгосрочной эффективной работы фонда нужно привлекать финансирование и извне.
происходит. Мы видим следствие какого-то поступка, кто-то честный, кто-то — нет. Когда я из бизнеса пошел в доброе-вечное, я здесь такое увидел. По-мужицки порой хотелось морду набить. Многое делается цинично, нагло, ничего святого. Меня раньше это раздражало, выводило из себя. Но в один прекрасный момент я сказал — делай свое дело, Бог им судья. Жизнь все расставит по местам. Сейчас это будет сплошь и рядом, потому что президент подписал указы относительно НКО очень серьезные денежные средства будут выделяться: фонды начинают писать гранты. Серебра становится больше, все к нему рвутся. Есть по этому поводу еще одна история. Утверждали логотип нашего фонда. Собирались каждый день, у нас чаепития были, мы обсуждали, что будем делать, куда пойдем. Каждый день все больше людей приходило. В какой-то момент, месяца через полтора-два, говорю: «Нас тут человек 30 уже собралось, а что мы сделали-то? Воздух только сотрясаем. Ну, да, сходили пару раз в детский дом. Давайте запомним и договоримся: наш фонд называется «Доброе дело», а не «Доброе слово», поэтому давайте делать дела». Прошло месяца 4-5, наступило лето. Этому звонишь, тому звонишь… Один не может, другой не хочет, третий занят. И я так смотрю, из 30 человек осталось 3-4 человека. Меня это так обескуражило. Еще несколько раз за 10 лет были такие ситуации. Если в бизнесе все понятно — человек приходит, ты ему платишь зарплату, а он выполняет свои должностные обязанности, если не исполняет — ты с ним расстаешься. А тут никто никого не звал, не агитировал. Человек приходит, говорит — я хочу, хорошо — добро пожаловать. Пьем как-то чай с наставником, говорю: то надо делать, это, а людей нет. А он мне: Алексей, что ты так переживаешь? Библию читал? За Иисусом сколько человек ходило? — Пять тысяч. — А апостолов сколько осталось? Так что у тебя — отличный результат. И я тогда успокоился. Будет один человек — хорошо. Будет 100 — еще лучше. Не будет никого — я один буду идти этой дорогой.
— Вы, по сути, даете людям рыбу, вместо того, чтобы дать удочку. Может, нужно работу дать?
Вы тоже можете подписаться на Письма Добра http://delodobroe.ru/dobro
— Я для себя вывел девиз: ты накорми человека хлебом и одень сейчас, а философию и взгляды свои расскажешь потом. На мой взгляд, любители рассуждать об удочке говорят об этом не без доли самолюбования. Я умею рыбачить, я могу тебя научить. Давай я тебе дам удочку, ты тоже сможешь рыбачить. А человек не ел три дня, или ему нужно три укола поставить внучке. Сейчас, а не когда рыбачить научится. Все волонтеры, например, асбестовского центра «Возможность», — это выходцы центра, которым когда-то помогли. Самые эффективные сотрудники, бывшие алкоголики и наркоманы. Когда они пришли, им никто не рассказывал про удочки, их просто приютили с ребенком, дали ночлег, питание, постираться позволили. Общаются с ними каждый день, помогают. Вы когда-нибудь кормили бездомного? Или с наркоманом разговаривали, который думает о том, чтобы кошелек украсть, когда ты отвернешься? Или едешь, а кто-то милостыню просит. Тотальное большинство — профессионалы. Вопрос — давать или не давать. Приверженцы «удочки» — не давать. А если из 100 людей, которые просят, один действительно умирает от голода? Человека нужно со временем приводить к самодостаточности. Помогать столько, сколько нужно. Вовремя подставить плечо. Самое большая благодарность — когда мы становимся не нужны. Если удастся построить такую систему, что и спас, и рыбачить научил — это классно, это идеальная система. К этому и нужно идти, ее и нужно строить.
Однако, когда мы помогаем человеку, оказавшемуся в трудной жизненной ситуации — мы работаем уже со следствием. В нашем проекте «Письма Добра» мы стараемся работать с причиной, стараемся менять мировоззрение миллионов людей по всей России, рассказывать о добре, милосердии, помощи ближнему.
